Коллективизация – первый этап великого проекта (Часть 2)

Результат, надо сказать, был весьма неплохой – если на 1 июля 1927 года, в стране было почти 15 тысяч коллективных хозяйств разных видов (включая сейчас уже забытые коммуны и товарищества по обработке земли), то на 1 июля 1929 г. их насчитывалось уже более 57 тысяч. [2] Два года подряд количество колхозов за год удваивалось. Они объединяли более миллиона индивидуальных хозяйств – примерно 4% всех сельских домохозяйств СССР. В начале 1929 года для руководства стало очевидным, что до следующей мировой войны, в которой роль жертвы будет играть СССР, осталось примерно 10 лет. Понять это было очень просто – Франция начала строительство беспрецедентной в истории оборонительной линии, вкладывая в это фантастические средства. Линия была направлена для обороны от полностью разоружённой Германии, где фактически не было армии. Поэтому было очевидно – линия будет закончена как раз тогда, когда Германия будет иметь новое руководство и создаст заново современную армию, к слову, её военная промышленность была совершенно нетронутой, что союзники удивительным образом оставили без внимания.

Ситуация была критической, для проведения Индустриализации была необходима Коллективизация, а её темпы, пусть и очень хорошие, были совершенно недостаточны для качественного рывка. Решение об ускорении Коллективизации было принято на XVI партконференции в апреле 1929 года. На конференции был принят примерный план – объединить в колхозы 20% крестьянских хозяйств в течение 5 лет, из них к 1932 году – 10%. Никакой всеобщей коллективизации не планировалось и близко. Надо сказать, планы были совершенно реальные и были построены на основе рекомендаций профессионалов из Наркомзёма. Коллективизация в таких масштабах давала плавный, но весьма быстрый прирост производительности труда и появления свободных рабочих рук, который должны были переместиться на стройки Индустриализации и влиться в ряды городских рабочих. Уже заранее на курсах и партшколах готовились кадры вербовщиков, чтобы переманить молодых крестьян в города.

Реальность оказалось несколько другой. Яростное сопротивление кулаков привело к тому, что власть была вынуждена дать своё согласие на массовое раскулачивание, причины этого обсуждались в предыдущей главе. Острейшее противоречие на селе, копившееся в течение полувека, к счастью не взорвалось очередной гражданской войной, а просто выразилось в её «холодной» форме - яростном раскулачивании, которая фактически находилась в руках местных властей. Земли и техника кулаков изымались и вносились в колхозный фонд, заметно усиливая колхозы.

Как и везде в мире, новоявленная советская бюрократия стремились делать карьеру, а для этого надо быть старательным и выполнять планы начальства, чтобы быть замеченным в качестве хорошего руководителя. Революция открыла для людей из низов головокружительные перспективы. Обычный крестьянский сын мог подняться в самое высокое руководство. К примеру, большинство советских руководителей самого высшего уровня было крестьянскими детьми – Хрущёв, Брежнев, Горбачёв и это только самый высший уровень, такое же происходило по всей стране. При другом строе у детей из «подлых сословий» и мысли бы не могло быть о такой карьере. Совершенно очевидно, что новая советская бюрократия просто из кожи вон лезла, чтобы понравиться начальству. Там, где картина была неблагоприятной, они беззастенчиво врали «наверх», как, впрочем, происходит почти везде в мире.

Республики, области и районы соревновались между собой в разнообразных показателях – кто соберёт больше урожай, у кого ниже заболеваемость и выше обучения грамоте, у кого больше процент коллективизации и т. п. От этих результатов зависела карьера советских чиновников. Исходная идея была очень неплохой и совершенно правильной - оценивать работу государственных органов исходя не из личных симпатий, антипатий и оценок, а из объективных результатов. Естественно, руководители всех уровней стремились добиться как можно лучших показателей, фальсификация (приписки) встречалась, но за это наказывали и чем дальше, тем строже. Поэтому для руководителя было проще «выбить» из нижестоящих бюрократов нужные результаты почти любой ценой.

Как и при любой крупной кампания, это был отличный шанс сделать себе быструю карьеру бюрократам, попробовать ускорить построение коммунизма ясноглазым идеалистам и «рассчитаться с контрой» озлобленным на кулаков красноармейским ветеранам, занимавшим большое количество местных постов. Ориентировочные показатели, установленные ЦК без зазрения совести увеличивались местными властями и выдавались в районы в качестве чисел, обязательных для исполнения. Дальше получалось по принципу «хотели как лучше, получилось как всегда»: «Если центр ожидал включения 15% дворов, регион повышал план до 25%, округ - до 40%, а район сам предлагал достичь 60%». [3]

Рекомендации Правительства и партийных органов по проведению коллективизации, в большинстве своём не выполнялись, а рекомендованные проценты, наоборот, перевыполнялись, такие как «процент» раскулаченных и сроки проведения коллективизации).

«Коллективизация быстро набрала собственный темп, достигла гигантских размеров по инициативе самих сельских кадров. Существовала опасность, что центр потеряет контроль над процессом». [4]

Из-за крайне низкого уровня грамотности как населения, так и местных властей никто толком не знал что же делать и что от них требуется. Подавляющее большинство очень смутно представляло что такое «колхоз», как он действует, как организуется работа внутри и распределяются результаты его деятельности. Очевидно, что очень непросто построить то, о чём имеешь только смутное представление. В некоторых местах разгулявшиеся идиоты объединяли даже домашнюю птицу и чуть ли не кухонную утварь.

Уровень грамотности сельских коммунистов был в целом ужасающе низким и они либо всецело доверяли местным органом в том, что же является «политикой партии и линией Советской Власти», либо занимались самодеятельностью по своему разумению.

Антикоммунисты пытаются перевернуть ситуацию так, что коллективизация была страшным насилием над народом сверху и была навязана путём террора. Это совершенная неправда, сверху поступали строгие разъяснения, что этого делать категорически не надо, а объединять следует только тягловый скот и на усмотрение местных властей – молочных коров. Местные власти и тут действовали кто во что горазд. Было много по-настоящему разумных местных руководителей. Увы, неразумных тоже было немало. Самые идиотские эпизоды коллективизации – всегда инициатива местных властей самого нижнего уровня или особо активных малограмотных односельчан.

«Коллективизация была инициирована и одобрена центром, но она в большей степени, стала реакцией на необузданную инициативу местных партийных и государтсвенных органов. Коллективизация и коллективное хозяйствование было сформировано Сталиным и центральными органами власти в меньшей степени, чем безответственными малограмотными активистами среди сельских чиновников». Там же с 31

Западный историк Линн Виола, очень неприязненно и критически настроенная к сталинскому периоду, опровергает идеи теоретиков, о том, что следовало бы создать строжайшие инструкции для проведения коллективизации, например, что является колхозом, что следует объединять и так далее. Всё это было бы совершенно бессмысленно, потому что в малограмотной стране, уровня даже не четырёх классов церковно-приходской школы, а шестимесячных курсов ликбеза всё равно некому было выполнять и контролировать выполнение: «Государство руководит циркулярами, оно руководит декретами, но у него нет ни организационной инфраструктуры, ни человеческих ресурсов для внедрения в жизнь своей воли и обеспечения прав ильной реализации своей политики в сельской администрации .... Корни сталинской системы в деревне лежат не в расширении государственного контроля, а в большом недостатке такого контроля и в приказной системе администрации, которая в свою очередь приводит к репрессиям как простейшему инструменту управления в деревне» . Там же с 216

Тезис о «коммунистическом тоталитаризме» и «всевластной партийной бюрократии» не имеет ничего общего с реальностью Советской власти при Сталине. В конце 20-х – начале 30-х Советское государство не имело ни технических средств (связи, транспорта и т.д.), ни квалифицированного персонала для управления коллективизацией плановым и организованным путем. Коллективизация была народной стихией со всеми её положительными и отрицательными сторонами.

Представлять это как действия всесильного тоталитарного государства пытаются либо малограмотные в данном вопросе люди, либо сознательные лжецы-пропагандисты, заинтересованные в искажении истории в своих неблаговидных целях.

Любое вменяемое управление подразумевает обратную связь. Попросту говоря это совершенно обычная процедура для любого вменяемого человека: «Сделал – посмотри, что получилось.»

Совершенно очевидно, что никакой аппарат ЦК и Верховного Совета, не говоря уже о Политбюро и Совнаркоме, не способен лично объехать одну шестую планеты для того, чтобы получить хотя бы поверхностное впечатление о том, что происходит в стране. Для получения информации существует госаппарат. Уровень же самого госаппарата вкратце описывался выше. Кроме того, возникал вопрос, а кто же конкретно будет сообщать правдивую информацию в Москву? С победными реляциями и радостными вестями проблем не было никогда – все побегуд наперегонки, только бы первым порадовать начальство. Но никто из бюрократов не заинтересован в раскрытии неприятных фактов на подведомственном ему участке, особенно если напортачил он сам.

«Работа в крае протекает без всяких осложнений, при большом подъеме батрацко-бедняцких масс» [5] – радостно врал Сталину Б.П. Шеболдаев, а в это время в руководимом им Нижневолжском крае происходили серьёзные крестьянские выступления против колхозов.

Естественно, были ещё и спецслужбы, которые в СССР, как и всегда во всем мире занимались одной из своих важнейших задач – негласным сбором информации. Спецслужбы независимы от местных властей и по идее, должны представлять более-менее достоверную информацию. Но это не совсем так, потому что спецслужбы, как правило, представляют не саму достоверную информацию – статистические сводки и прочие важнейшие для получения достоверной картины документы, а субъективное видение этой информации людьми, ориентированными не на сбор информации, а на борьбу с врагом – сотрудников-кураторов, оперуполномоченных, агентов и т.д.

Спецслужбы не занимаются непосредственным управлением экономикой и хозяйственными органами страны, а имеют дело почти исключительно с результатами, проявившимися в результате деятельности этих органов. В целом, работают с людьми (например, с теми же агентами), а не с хозяйственной статистикой. Сотрудников ОГПУ в стране было не просто ещё меньше, чем коммунистов, а меньше на два порядка – примерно 20 тыс. против 2 миллионов и их подавляющее большинство было сконцентрировано в городах или возле самой протяженной границы мира. Чекисты были обучены бороться с «контрой», бандитами и крупными преступниками, а не разбираться в цифири и канцелярщине. Следить за партийно-государственными органами они могли лишь ограниченно – если кто-то ворует или берет взятки или явно занимается чем-то не тем, чем полагается по должности. До создания аналитических служб «органов» было ещё очень и очень далеко. Ещё один важный момент – спецслужбы работают почти исключительно с негативом, потому что их задача пресекать и предотвращать преступления, подавать тревожные сигналы. Для распространения позитивного хозяйственного опыта они не очень годятся.

Очевидно, что быстро получать исчерпывающую и объективную информацию о положении в стране даже от ОГПУ было нельзя просто по причине специфики её работы и людей, там работавших. И это если не брать во внимание немалое количество замаскированных врагов, имевших свои счёты к большевикам и просто странных людей, заполонивших спецслужбы СССР ещё со времен Гражданской. Достаточно сказать, что там подвизались такие колоритнейшие авантюристы как Блюмкин, к слову, бывший личный адъютант Троцкого, успевший побывать и ленинцем, и троцкистом, и эсером-террористом. Вопреки официально насаждаемой точке зрения, Сталин вовсе не контролировал спецслужбы страны в течение очень долгого времени, хотя имел на них определённое влияние. Контроль над ними он получил только с 1940 г, когда наркомом стал Лаврентий Берия и сумел хотя бы в общих чертах войти в курс дела.

Недавно рассекретили и опубликовали интереснейшие документы – доклады ОГПУ-НКВД руководству страны о ситуации на местах. В этих томах секретных докладов Лубянки Сталину о положении в стране. Положение было крайне сложное. Страна была расколота, причём раскол имел очень глубокие корни, уходящие даже не к реформам Столыпина, а во времена крепостного права. В любой момент основная масса крестьян может начать кровавые погромы кулаков. Намного лучше организованные кулаки ответят и их поддержат союзники как внутри страны, так и снаружи. Экономическая ситуация нищей страны, измотанной Первой Мировой и Гражданской войнами, практически перешедшими одна в другую, была крайне сложной. Крестьяне, в подавляющем большинстве, хорошо относящиеся к Советской Власти, сами не знали, что оно хотели. Барская земля была уже поделена, население выросло, производительность труда без механизации почти не растёт, страна в аграрном тупике.

Доклады советских спецслужб показывают, что любая попытка внести радикальные изменения в их жизнь приводила крайне инертные крестьянские слои к недовольству. Выступления бедного и среднего крестьянства были, но они напоминали скорее детские истерики. Власти верили, но легко скандалили, обычно очень легко и мирились. Несмотря на распространяемые сейчас антисоветские выдумки, антиколхозные выступления (в это входили включая просто крики у сельсовета и хватание председателя за грудки) затронули не более 5% процентов крестьян за все время. То есть ни о каком массовом антиколхозном движении в СССР не может быть и речи. Сейчас мошенники от истории пытаются представить эти выступления чуть ли не крестьянской войной. Хотя такого не было и близко, но протесты были и довольно заметные. «Наверх» же от местных властей шли по большей части только победные реляции.

Уже к концу 1929 года для руководства страны стал очевиден очень неприятный факт – советская деревня фактически неуправляема, устойчивая связь с народом отсутствует. Ситуацию надо было исправлять срочно, пока не случилось непоправимого.