Интервью Б.Златкис «Газете.ru»

О моде на вывод капитала из России, ожиданиях от нового руководства Центробанка и проблемах с выполнением приватизационных планов — зампред правления Сбербанка Белла Златкис в интервью «Газете.Ru».

— В первом квартале зафиксирован дефицит бюджета, Министерство экономического развития пересмотрело прогноз по росту. Как может банковский сектор поддержать экономику?

— Качественный банковский сектор – это адекватное кредитование экономики, соответственно влияющее на темпы роста. Существующие ставки в экономике – это стоимость кредитов, от которой зависит доходность или убыточность бизнеса в России. Ну а развитие бизнеса в России – это рост ВВП. Совсем короткая прямая. Поэтому ЦБ — очень важное звено в цепи создания эффективной экономики.

— Ждете ли значительных изменений от прихода на пост главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной? Как может измениться вектор политики регулятора?

— Я не жду изменений, потрясающих основы банковского регулирования. Многие годы знакомства с ней позволяют мне сделать вывод, что она была откровенна в своей позиции. Она не собирается совершать революцию в банковском секторе, но вектор может измениться. Центробанк, возможно, будет быстрее реагировать на изменения конъюнктуры, макроэкономической ситуации. Надеюсь, Эльвира Сахипзадовна будет обращать внимание на то, как процентная политика влияет на экономику страны. Многолетний опыт развития показал, что самое эффективное регулирование экономики осуществляется через процентные ставки.

— Ставки Центробанка?

— В том числе. Ставки ЦБ, ставки по операциям на открытом рынке, ставки предоставления ликвидности и так далее.

Конечно, вектор политики Центробанка изменится, потому что он получает новый набор проблем — это прежде всего создание мегарегулятора. По-видимому, придется создавать многие направления регулирования заново.

Мы надеемся, что Эльвире Сахипзадовне удастся создать такой регулятор, который будет существенно содействовать тому, что финансовый рынок России будет становиться все более цивилизованным и приближенным по правилам регулирования к рынкам, где уже работают международные финансовые центры и совершаются основные торговые обороты.

— Банки жаловались, что введение с октября требований «Базеля-3» может повлиять на их способность кредитовать реальный сектор. Видите для себя такие риски?

— Скажу так: с введением «Базеля-3» нужно быть очень осторожными и очень консервативными. Это совсем непросто повлияет на нашу экономику, это совсем непросто повлияет на состояние банковского сектора. Я думаю, что вся банковская система очевидно не готова.

— Экономисты Standart & Poors сказали, что концепция БРИК устарела, так как высокие темпы роста сохраняет только Китай. Россию ждет стагнация?

— Любая развивающаяся экономика является еще и увлекающейся. Высокие темпы роста всегда имеют обратную сторону – вероятность возникновения всякого рода «пузырей». В быстроразвивающихся экономиках высокий спрос на деньги — как следствие, достаточно высокие ставки по кредитам в экономике. Очень большая мотивация у субъектов экономики — как физических, так и юридических лиц — воспользоваться банковским кредитом. И недостаточный опыт распоряжаться теми деньгами, которые есть. Поэтому такого рода экономики всегда имеют риски. Тем не менее у большинства стран БРИК есть большая вероятность не вступить в полосу кризисных явлений и не увлечься высокими темпами роста. Я пока не вижу трагедии: S&P, скорее, хотел дать сигнал, что экономики нуждаются в охлаждении.

— Какие риски вы видите для российской экономики?

— Я предполагаю, что потребкредиты – основание регулятору задуматься. Сегодня на первые места по объемам выдачи розничных кредитов выходят банки с ярковыраженным POS-кредитованием, очень высокими ставками как по пассивным операциям (привлечению), так и по активным. На самом деле сегодня никто всерьез не регулирует активно-пассивные ставки в экономике.

Население недостаточно экономически грамотно, чтобы понимать, что кредит, взятый под 70% годовых, очень сложно отработать из зарплаты. Потребкредиты берут не олигархи, а, как правило, нижний сегмент среднего класса, у которого нет накопленного опыта и знаний, да и финансовых возможностей пользоваться такими кредитами — да еще по таким ставкам.

POS-кредитование – это всегда повышенный аппетит банка к риску, так как предполагает привлечение наиболее рискованных заемщиков. Если мы вспомним, что произошло в 2008 году в Америке, то на самом деле все пошло от фермера в Алабаме, который не рассчитался по кредиту. На месте регулятора я бы обратила очень пристальное внимание на этот сегмент.

— Как обстоят дела с потребкредитованием в Сбербанке?

— Мы только начали, но при этом очень внимательно следим за тем, что происходит в сегменте. Такой системы управления рисками, как у нас, в России нет ни у кого. Да и за границей единицы найдутся. Для «Сбера» эти риски невелики, так как это очень незначительный сегмент в нашей модели.

— Ваша дочка Sberbank Europe анонсировала кредиты наличными для европейцев. Как оцениваете риски там?

— Классический POS-кредит там не выдается: по паспорту кредитов не выдаем. Согласно нашим исследованиям, европейское население склонно возвращать кредиты: они достаточно дисциплинированы. Поэтому больших рисков, чем в обычном розничном сегменте, я там не вижу.

— А риски самих стран как оцениваете? Например, ОЭСР предупреждала, что следующим за Кипром банковский кризис произойдет в Словении, где у вас есть «дочка».

— Повторения того, что произошло на Кипре, в Словении не может быть по определению. На Кипре банковский сектор в разы превышал ВВП. Кризис, как известно, во многом рукотворная вещь. Поэтому мне не нравится, что в информационном пространстве все начинают гадать, где произойдет следующий кризис.

Если сто раз сказать, что этот банк или экономика плохие, то из них начнут уходить деньги.

 

Это может привести к кризису на пустом месте. Я такое видела много раз. Если в самый лучший банк придут 10% вкладчиков и попросят вернуть им деньги, то такого банка к концу дня не станет. Финансовый сектор Словении значительно меньше — убеждена, что проблемы там вполне разрешимы. Словения — это не критично для Евросоюза. Но сейчас много говорится об Испании и Италии.

— В случае с Россией причины оттока капитала не ограничиваются плохим информационным фоном?

— Несмотря на падение темпов роста ВВП, экономических показателей, которые могли бы отпугнуть инвесторов, я не вижу. Даже несмотря на то, что цены на нефть пошли вниз, они очень высокие. Цены на золото пошли вниз, но они все-таки не $200, а $1400. Рынки сбыта есть. Металлы присели, но они находятся в волатильном положении последние пять-шесть лет.

На самом деле я предполагаю, что отток капитала из России – политическая мода. Мы опять не в моде.

Существуют политические движения, которые очень не хотят видеть Россию привлекательной на глобальном международном рынке.

— То есть отток не обоснован?

— С точки зрения голой экономики — нет.

— Сбербанк недавно вновь появился в списке на приватизацию, причем доля там мизерная. С чем это связано?

— Весь вопрос по приватизации Сбербанка возник потому, что у органов приватизации есть очень незначительная доля в 0,1% акций Сбербанка, которые они получили от всяких государственных предприятий. У кого 10 акций, у кого 100. Они наводили порядок, собрали эти акции всего на сумму около $1 млн — значительного влияния эта сумма на приватизацию не окажет.

— Состоятельна ли приватизация как мера для покрытия бюджетного дефицита, в принципе?

— Приватизация — способ сбалансировать бюджет. Заменой приватизации является продажа чего-то из госрезервов или заимствования на рынках – внешних и внутренних. По моей оценке, внешние рынки для России открыты. Российский долг стоит сейчас хорошо – проценты по нему невысокие. Они вполне бы устроили российскую экономику, но, так как такие источники финансирования уже учтены в бюджете на текущий год и этого не хватает для того, чтобы сбалансировать бюджет, предполагается сделать это за счёт приватизации.

Я не являюсь сторонником того, чтобы приватизировать по любым ценам, лишь бы поменять собственника. Как правило, на приватизацию для покрытия дефицита выставляются достаточно привлекательные активы. Продавать их за бесценок абсолютно неправильно. Правильнее будет пройтись по расходам, оптимизировать их. Кроме того, как человек, занимавшийся этим более 30 лет, знаю, что все расходы, конечно же, не будут исполнены. Исходя из сегодняшней ситуации, у меня есть сомнения, что на сумму 500–600 млрд рублей в этом году можно будет продать активы.

— Отток капитала, снижение темпов роста – все это вряд ли способствует успешному плану приватизации…

 

— Нужно, с одной стороны, как следует готовить приватизацию активов, встречаться с инвесторами, приводить в порядок отчетность, делать очень серьезное раскрытие информации. Сделку со «Сбером» мы готовили полтора года, каждый день были готовы открыть книгу. А это значит, что каждый день мы раскрывали информацию на Лондонской бирже, вносили все необходимые правки в проспекты эмиссии. В тот момент, когда мы увидели, что четыре фактора могут сработать в плюс, мы были абсолютно готовы. Нужно было только дождаться, какие решения будут приняты, чтобы в один день все выставить на продажу. В пятницу решили – в понедельник road-show.

 Но это полтора года каждый день. Именно так должна готовиться приватизация.

— То есть при нынешней конъюнктуре правильнее было бы урезать расходы?

— Они же не просто так приняты. Это решение Государственной думы, которое долго обсуждалось. Были многомесячные споры. Поэтому не всегда возможно, соблюдая политическую корректность, урезать расходы.

— В этом году могут появиться такие окна, подобные тому, которое произошло при SPO?

— Конечно, я даже знаю, на какие даты надо смотреть.

— Может, поделитесь?

— Нет. Но хочу сказать, что нам никто не верил, что мы так удачно продадим Московскую биржу. Даже банки-организаторы прогнозировали более низкую цену размещения. Была абсолютно та же логика. Сделка готовилась около полутора лет.

— Как может повлиять на спрос решение продавать акции госкомпаний исключительно через Московскую биржу?

— Скорее в минус, чем в плюс. Мы пока не стали международным финансовым центром, инвесторы доверяют больше Лондону и Нью-Йорку. Но это возможно, многие риски мы сняли: организовали Центральный депозитарий, открыли доступ Euroclear и Clearstream.

— Можно вспомнить и проект Сбербанка по строительству МФЦ в Рублево-Архангельском…

— Позиция Сбербанка нашла положительный отклик в правительстве. МФЦ – это не только и не столько биржа. Биржи сегодня могут вполне существовать на расстоянии. Важно, чтобы совершенствовалось законодательство, судебная власть. Сейчас (в России) появляется все больше специалистов со стандартным европейским образованием, приезжают и иностранные финансисты. Но люди привыкли к определенному образу жизни, и все это должно быть доступно. Это невозможно построить в пределах Садового кольца: все будет на больших расстояниях друг от друга. Все должно строиться комплексно. И тогда туда придут финансовые учреждения, юристы, нотариусы, расчетный и депозитарный бизнес и, конечно, организации, занимающиеся обслуживанием работников. А жить работники предпочтут рядом с работой, в современном комфортном пространстве. Кстати, на месте нижнего Манхэттена в свое время тоже был пустырь.

— Инвестиции в МФЦ окупаемы?

 

— Думаю, вполне. Ведь компании будут снимать там рабочие площади и платить арендную плату.

— В феврале Сбербанк на 60% увеличил кредитование банков-нерезидентов и снизил ставки по валютным вкладам. Эксперты связывали это с тем, что российский рынок перенасыщен валютой. Это было причиной оттока?

— Один наш очень крупный клиент собирал деньги для оплаты купленного им актива. И мы собирали для него соответствующую сумму кэшем. Но кэш, как известно, не хранится в подвале, а аккумулируется на счетах в банках-нерезидентах. Вот вам и результат.

— Как оцениваете ситуацию с ликвидностью?

— У нас неплохо. В целом по банковскому сектору не так трагично, как было какое-то время назад. Тем не менее я считаю, что ликвидность – это зона напряжения, на которую ЦБ должен обращать внимание.

— Что сейчас является основным источником банковской ликвидности?

— Для нас это во многом вклады населения. Кроме всего прочего это ЦБ, который продает или покупает валюту – тоже способ влиять на ликвидность. Также операции РЕПО того же ЦБ.

— Сейчас многие банкиры говорят, что конкурировать за средства населения стало сложнее. Существуют ли риски в высоких ставках по депозитам физлиц?

— ЦБ ставит вопросы, мы тоже. Для нас это не просто потеря какой-то доли рынка — это не самое главное. Это проблема перекоса в процентной политике. Почему мы должны оплачивать риски тех банков, которые выставляют большие ставки по привлечению средств населения? Не забывайте, их нужно отработать. А сейчас даже 10% отработать тяжело.

— Как относитесь к инициативе увеличить страховку до 1 млн рублей?

— Совершенно не понимаю. Увеличение страхового возмещения делается регулятором как антикризисная мера, чтобы люди не изымали деньги из банков. Увеличение на фоне полного отсутствия кризиса, на мой взгляд, поспешное решение. Если логика в том, чтобы поддержать уверенность вкладчиков, то агрессивным банкам нужно будет существенно больше отчислять в систему страхования вкладов. Это будет справедливо: у них риски выше.