Финансовый кризис - эпоха переоценки ценностей. Ч.1
Статья Георгия Кутузова на АРИ.РУ
Вот уже несколько недель передовицы всех мировых СМИ пестрят заголовками на тему мирового финансового кризиса, который «всё шириться и шириться», обещая поглотить собой всю планету. Аналитика под этими заголовками – как правило псевдоаналитика, то есть путаный бред из всевозможных штампов, терминов и лингвистических клише, которыми полны головы экономистов. Единицы из них способны мыслить нестандартно, да и те – мыслят так сидя дома на кухне или с друзьями за пивом. Вслух никто этими мыслями не делиться ибо «так говорить не принято», ибо «изгонят из стада». К счастью мы не экономисты. Мы можем себе позволить называть вещи своими именами.
Что такое «финансовый кризис» лучше всего можно показать на примере аферы с маржевыми займами в США, более известную, как «финансовый кризис США 1929-го года». Начинался он естественно, немного раньше, когда предпринимателям были предложены те самые маржевые займы – то есть практически халявные кредиты с непонятным временем погашения, сформулированном, как «по первому требованию брокера». Никому, конечно, из любителей халявы не могло прийти в голову, что в 1929-м все брокеры словно сговорятся и одновременно потребуют вернуть кредиты, то есть перезанять будет не у кого. Но именно так и случилось. В итоге 16 000 только небольших банков США было разорены и скуплены по дешевке, не говоря уже о тысячах других предприятий. Кем они были скуплены – не очень понятно, но известно, что предоставлявшие маржевые займы брокеры давали людям не свои деньги, а деньги неких «третьих лиц». Так что есть подозрение, что эти «третьим лица» как раз и скупили американские банки.
Вот так вот в мире происходят «финансовые кризисы». Как об этом хорошо сказал господин Линберг (американский конгрессмен, сильно причастный к акту Федерального Резерва США от 1913-го года), комментируя финансовый кризис США 1921-го года – «Мы теперь можем создавать кризисы на научной основе». И как показал 1929-й год – господин Линберг был на 200% прав. Потому знающие об этом финансисты, экономисты и просто граждане с напряжением следят за нынешним «финансовым кризисом», по совету Козьмы Пруткова пытаясь «узреть корень». Попробуем сделать это вместе. Однако для начала – немного теории.
Во всех посвященных кризису публикациях фигурирует такой термин как промышленный индекс Доу-Джонса. Это один из нескольких биржевых индексов, созданных редактором газеты Wall Street Journal и основателем компании Dow Jones & Company Чарльзом Доу (Charles Dow). Этот индекс был им придуман, для отслеживания развития промышленной составляющей американских фондовых рынков. Индекс Доу-Джонса является старейшим среди существующих американских рыночных индексов и впервые господин Доу представил его общественности еще 26 мая 1896. На тот момент индекс представлял собой среднее арифметическое цен акций 12 американских промышленных компаний. С тех пор список многократно пересматривался и из 12 монстров экономики США от XIX-го века на плаву осталась только General Electric, пребывающая и в сегодняшней версии индекса. Но за сто с небольшим лет, там появилось еще 29 новых компаний, многие из которых - McDonald?s Corp., Walt Disney Co., The Microsoft Corp. – далеко не промышленные гиганты. Кроме того, в списке присутствуют и такие глобальные финансовые монстры как American Express Co., Bank of America Corp., Citigroup, Inc.; JPMorgan Chase and Co.. Последние обстоятельства заставили финансовых аналитиков называть индекс Доу-Джонса «промышленным» только как дань исторической традиции, однако на наш взгляд, да и на взгляд любых практичных людей – эти финансовые аналитики немного погорячились.
История имеет тенденцию повторяться и, как всякому овощу свой сезон – так и свой сезон есть для сбора овощей финансовых, типичным примером которых являются вкладчики компании Lehman Brothers - уже, видимо, самостоятельно не существующей. Это была мощная финансовая структура, ворочавшая миллиардами долларов, но – никакой реальной ценности не представляющая. Вся её собственность – сейфы с акциями и стулья клерков. Когда она рухнула, кредиторам и взять было нечего. И точно такая же ситуация со всеми остальными финансовыми компаниями.
Совершенно иное дело компания Coca-Cola, например. Компания Coca-Cola – эта даже не налаженная сеть заводов, это целая отрасль, где заняты сотни тысяч людей, отрасль с колоссальными рынками сбыта. Coca-Cola есть везде. Её перманентное присутствие в окружающем мире может узреть каждый. В каждом уважающем себя супермаркете есть холодильники для напитков – собственность компании Coca-Cola. То есть люди эту компанию знают – что уже само по себе ценно. Подчеркиваем: не стоит денег, а именно – представляет ценность. Доллар завтра может упасть в два раза, но цена на Кока-Колу останется той же: она будет стоить не доллар, а два, только и всего. И её всё равно будут покупать. Будут покупать даже через десять лет после ликвидации, бренд Coca-Cola будут знать и помнить миллионы, если не миллиарды людей (кстати, подобное происходит сегодня с фирмой «Adidas», которая принадлежит уже непонятно кому, но продукцию которой, многие по инерции еще берут). Племена папуасов, наблюдающие за самолетами «Боинг» как за «кораблями богов» - и то знают про Coca-Cola, охотно ловя в океане блестящие банки и делая из них броню и наконечники для стрел.
Однажды (когда доллар был еще в цене) экономисты посчитали, что стоимость материальных ресурсов компании Coca-Cola (заводы, склады, грузовики с Санта-Клаусами) оставляет не более 30% от цены акций компании: когда все акции Coca-Cola стоили 100 миллиардов долларов - цена её материальных ресурсов была порядка 30 миллиардов. Всё остальное тянул бренд – файл предпочтений в головах сотен миллионов людей, который кампания формировала более ста лет. Сейчас, если кто-то придумает новый вкусный напиток, например «супер-пупер-нектар» - авторам изобретения понадобится несколько сот миллиардов долларов и двадцать лет работы, чтобы потребитель, проходя мимо рядов бутылок со всевозможным питьем, автоматически выбирал этот «супер-пупер-нектар» - так, как сейчас покупатели автоматически выбирают Кока-Колу. Вот это и есть бренд.
То же самое с другими компаниями, которые что-то производят, например тот самый Boeing. Эту компанию знают все – настолько её самолеты удачны и настолько давно она на рынке. Люди привыкли летать «Боингами» и отучить их это делать будет крайне сложно – много дороже, чем отучить пить Кока-Колу. Еще у Boeing заказов – на семь лет вперед. То есть если завтра всё на хрен рухнет (скажем – метеорит упадет на Вашингтон) - Boeing и связанные с ним компании будут функционировать. Люди будут производить самолеты, получая за это зарплату и давая работу людям, которые выплавляют алюминий, делают стекло для иллюминаторов и резину для скатов.
Приблизительно так же мыслил в XIX-м веке господин Чарльз Доу. Именно поэтому в первоначальную версию индекса вошли только промышленные компании, то есть фирмы, которые что-то производят, за которыми стоят материальные средства производства и умеющие (как правило - хорошо) что-то делать люди. Кроме того, все 12 вошедших в первый список Доу компаний были на тот момент крупнейшими брендами. То есть компаниями, продукцию которых знали и предпочитали другим.
Однако к началу XX-века ценности несколько поменялись и на первый план вышли именно финансовые предприятия, которые научились конвертировать свои средства в такой полезный и высоколиквидный актив как власть.
Например, власть в такой стране как США, где после акта Федерального Резерва США от 1913-го года деньги стала печатать ЧАСТНАЯ КОМПАНИЯ. То есть, грубо говоря, акционеры этой компании в любой момент могут напечатать себе столько бабла, что скупят всё, что им нужно – начиная от Boeing и заканчивая Coca-Cola. Еще, имея власть можно разорить какую-либо компанию (как власти США пытаются сделать это с Microsoft), или наоборот – поднять её акции, разместив на заводах компании государственные заказы (например Boeing делает для Пентагона самолёты и другую технику). То есть в XX-м веке, веке двух мировых войн, финансисты значили много больше, чем все промышленники вместе взятые. Но... сегодня 21-й век, век новой переоценки ценностей. И как следствие – у этих ценностей будут появляться новые эквиваленты.
Основные ценности и ресурсы человеческой цивилизации достаточно известны и не меняются век от века. В первую очередь таким ресурсом являются люди – чем их больше, тем страна мощнее. Люди – это рабочие и крестьяне, которые делают ВВП, однако в первую очередь – это солдаты. Чем солдат больше – тем страна сильнее. Однако ценность массы важна для истории цивилизации на этапе примитивных технологий: один воин в пробковом шлеме с пулеметом может легко разгромить дивизию арабской конницы с ятаганами, а один штурмовик A-10 – легко сравняет с рельефом дивизию вооруженных пулеметами федоинов. Тем не менее, на определенном этапе истории ценны именно люди – рабы, крепостные, вассалы и иным образом подчиненные правителям гомосапиенсы.
Второй вечный ресурс - это земля, полезные ископаемые и вода. Чем их больше – тем сильнее и контролирующая их группа людей. Однако на данном этапе истории войны за землю и за воду пока только в теории аналитиков – и того и другого для шести миллиардов людей вполне хватает. Ситуация с полезными ископаемыми тоже не критическая. Той же нефти хватит еще лет на 50. Да и нужна ли она вообще – еще вопрос?
Другая группа ресурсов – это ресурсы преходящие, например скот. Во многих цивилизациях мерилом богатства человека считалось количество голов его скота, даже крупная торговля в таких аграрных культурах шла в обмен на коров, лошадей, баранов – в зависимости от того, что у людей ценилось. Еще в качестве платежного средства фигурировали пряности, меха, слитки металлов, скальпы и много чего еще. Всю свою историю человечество было озабочено проблемой – что сделать эквивалентом богатства? Во что вкладывать накопления? Как их застраховать в переменчивом мире? Из перечисленных и не перечисленных средств накопления самыми популярными стали в конце концов слитки металлов: золота, серебра, меди. Из слитков же металлов все как-то договорились считать самым ценным золото и ситуация с ним была стабильной не одну тысячу лет.
В XIX-м веке, как правильно обратил внимание господин Доу, новой ценностью, новым средством вложения накоплений стала промышленность. То есть компании, которые что-то производят. Они же определяли и ценность других ресурсов – таких как полезные ископаемые, промышленностью потребляемые. Как ценность и ресурс промышленность перевесила землю и вассалов. В конечном итоге промышленники дали под зад владевшим землей феодалам, что лишний раз показало: в новой системе ценностей промышленность – это много более важный ресурс, чем земля и люди.
Вместе с тем, промышленность XIX-го века, а тем более промышленность более ранняя – это несколько не та промышленность, которая существует сегодня и которую правильно называть термином промышленно-технологические сбытовые системы . Под этим понятием подразумевается много больше, чем средства производства – заводы, карьеры и прочее. Промышленно-технологическая сбытовая система только начинается среди средств производства, на котором работают люди – носители особых знаний и умений, называемых технологиями. Далее идет сеть сбыта и еще дальше – попавший в эту сеть конечный потребитель, который по выработанной годами привычке покупает продукцию только одной, максим двух-трех компаний, которые считает самыми лучшими.
В XIX-м веке (и естественно ранее) промышленно-технологических систем почти не было. Не так было много в мире людей, способных что-то покупать, совершенно примитивной была реклама, а технологии прошлого – это вообще отдельная песня. В цену ранней промышленности занятые там люди особо не входили. Работа была простой, и промышленник легко мог разогнать своих рабочих, набрав новых. С инженерами тоже не особо церемонились - технологии XVII-XIX вв. (и даже начала двадцатого века) тоже были достаточно просты и легко копируемы.
Так известна легенда об Альфреде Круппе – основателе крупнейшей металлургической империи Германии. В 1838 году, уже будучи владельцем сталелитейного завода, он уехал в Англию, где некоторое время жил под чужой фамилией и работал на металлургическом заводе. Потом господин Крупп вернулся домой, ввел у себя на фирме подмеченные технические усовершенствования – и его дела резко пошли в гору. Подобным образом поступали многие ставшие потом очень богатыми промышленники. Схема начала нового бизнеса была простой: уволенный английский ткач эмигрировал во Францию, копировал (хотя и довольно грубо) станок, на котором работал (англичане держали их чертежи в страшном секрете) – и через несколько лет он уже заваливал дешевым текстилём всю Европу.
Основные технологии начала XX-го века тоже были довольно просты. Скажем, господин Форд начинал с рабочего каретной мастерской и собрал свою первую машину дома в сарае. Подобным образом начинал делать мопеды и господин Хонда в середине века, и даже ближе к его концу СССР вполне потянул закупить у Италии целый завод «Фиат», приступив к выпуску копий его машины (по сей день делают). До этого, была скопирована машина «Москвич» (немецкий «Опель»), и машина «Газ» (американский «Форд»). То есть технология в 20-м веке была не сильно продвинутой и вывезя из побежденной Германии оборудование и пару инженеров – СССР легко мог клепать мотоциклы «Урал» и автоматы «Калашникова».
Однако с ракетами «Фау» уже было сложнее. Господина фон Брауна и его команду инженеров первыми успели захватить Соединенные Штаты, потому первые советские ракеты средней дальности, собранные из немецких комплектующих и под руководством немецких прорабов летали вполне сносно. Но уже свои ракеты, сделанные почти с нуля – по сей день летают не очень здорово. Десятилетия понадобились, чтобы довести изделия до ума.
Не избежали подобных проблем и американцы. Когда не стало фон Брауна и всех работавших рядом с ним немецких и американских инженеров, для Соединенных Штатов стало большой проблемой снова запустить корабль на Луну – NASA откровенно в этом призналось. Кадров нет. Те, что есть – хорошо умеют делать то, что делают, а делают они «Шаттл». В россиянской федерации многие специалисты, запускавшие ракеты и строившие танки – делают вообще непонятно что и военные говорят «об утере технологий», хотя правильнее было бы говорить о разрушении производственно-технологических линий.
СССР был страной очень двуличной: строил социализм для своих граждан, в то время с остальным миром общался по нормальным правилам капитализма, соблюдая их со всей тщательностью. И СССР во многих отраслях преуспел, например, в торговле оружием, которое довольно неплохо себя зарекомендовало. По стопам Советского Союза пробует идти и россиянская федерация, но ...
Несколько лет назад был большой скандал с Индией, которой россиянская федерация вызвалась делать танки. Нужно было сделать смешное (для СССР) их количество – несколько сотен, причем – не за один год. Однако оказалось, что технологии вроде есть – станки, заводы, инженеры, чертежи – а технологов почти не осталось. Какие-то четыре слесаря остались единственными на всю страну, кто мог как-то по особому высверливать танкам какие-то колёса. И в них всё уперлось. Естественно – Индии это не очень понравилось.
Прошло еще немного времени и россиянская федерация поставила Индии фрегаты, который на испытаниях стреляли и плавали немного не туда. Опять вышел скандал, как был скандал и с Ираном – туда поставили истребители, собранные из комплектующих тридцатилетней давности.
Если бы такие ляпы допускала какая-то молодая фирма – ей бы хватило одного раза опозориться. И всё – рынок для неё был закрыт. Однако у россиянской федерации остались покупатели оружия с маркой «сделано в СССР». Эти покупатели могут купить то же самое, если не лучшее в США, в Европе или в Китае – как любой из наших читателей может купить в магазине не Кока-Колу, а что-нибудь другое. Но нет – люди по привычке покупают изделия ВПК россиянской федерации. Их раз мордой об стол – а они опять покупают. Их другой раз мордой об стол – но они снова покупают. Двадцать лет уже почти.
Вот это и есть пример глобальной производственно-технологической сбытовой системы, начинающейся где-то на «Уралвагонзаводе» и заканчивающейся в генштабе какого-нибудь Суринама. Россиянская федерация двадцать лет почти старательно эти линии разрушала – и всё равно что-то осталось. За рукава на сделки никого не тащат. Теперь представьте, сколько лет нужно, чтобы подобным образом разрушить бренд «Боинга» и пропихнуть вместо него нечто новое? Двадцать лет – это минимум. Авиаперевозчики как покупали его – так и будут покупать. Дать авиаперевозчикам на лапу? А пассажирам? Каждому надо тогда будет за покупку билета не на «Боинг» доплачивать, иначе пассажир уйдет к авиаперевозчику, где есть в парке «Боинги».
Вот что такое производство XXI-го века. Производство XXI-го века - это когда в Южную Родезию приедет сам Бил Гейтс, но Майкрософта у Южной Родезии никогда не будет. И «Боинга» не будет, и «Интел», и даже своего Мак-Дональдса. Не потому не будет Мак-Дональдса, что очень сложно правильно готовить бутерброд с котлетой, а потому что сложно создать с нуля такую огромную и четко функционирующую империю, у которой есть готовый рынок сбыта – причем, рынок ждущий, который не нужно завоевывать. Этот рынок и есть, по сути, то, куда можно вложить деньги. Этот рынок – гарантия того, что купленное предприятие будет работать, что у него будут заказы. И что бы в мире не случилось – людям постоянно будут нужны еда, вода, транспорт, жильё, одежда, энергия. Потребности в этом вечны. Сколько будут люди – столько им это будет нужно.
Вот уже несколько недель передовицы всех мировых СМИ пестрят заголовками на тему мирового финансового кризиса, который «всё шириться и шириться», обещая поглотить собой всю планету. Аналитика под этими заголовками – как правило псевдоаналитика, то есть путаный бред из всевозможных штампов, терминов и лингвистических клише, которыми полны головы экономистов. Единицы из них способны мыслить нестандартно, да и те – мыслят так сидя дома на кухне или с друзьями за пивом. Вслух никто этими мыслями не делиться ибо «так говорить не принято», ибо «изгонят из стада». К счастью мы не экономисты. Мы можем себе позволить называть вещи своими именами.
Что такое «финансовый кризис» лучше всего можно показать на примере аферы с маржевыми займами в США, более известную, как «финансовый кризис США 1929-го года». Начинался он естественно, немного раньше, когда предпринимателям были предложены те самые маржевые займы – то есть практически халявные кредиты с непонятным временем погашения, сформулированном, как «по первому требованию брокера». Никому, конечно, из любителей халявы не могло прийти в голову, что в 1929-м все брокеры словно сговорятся и одновременно потребуют вернуть кредиты, то есть перезанять будет не у кого. Но именно так и случилось. В итоге 16 000 только небольших банков США было разорены и скуплены по дешевке, не говоря уже о тысячах других предприятий. Кем они были скуплены – не очень понятно, но известно, что предоставлявшие маржевые займы брокеры давали людям не свои деньги, а деньги неких «третьих лиц». Так что есть подозрение, что эти «третьим лица» как раз и скупили американские банки.
Вот так вот в мире происходят «финансовые кризисы». Как об этом хорошо сказал господин Линберг (американский конгрессмен, сильно причастный к акту Федерального Резерва США от 1913-го года), комментируя финансовый кризис США 1921-го года – «Мы теперь можем создавать кризисы на научной основе». И как показал 1929-й год – господин Линберг был на 200% прав. Потому знающие об этом финансисты, экономисты и просто граждане с напряжением следят за нынешним «финансовым кризисом», по совету Козьмы Пруткова пытаясь «узреть корень». Попробуем сделать это вместе. Однако для начала – немного теории.
Во всех посвященных кризису публикациях фигурирует такой термин как промышленный индекс Доу-Джонса. Это один из нескольких биржевых индексов, созданных редактором газеты Wall Street Journal и основателем компании Dow Jones & Company Чарльзом Доу (Charles Dow). Этот индекс был им придуман, для отслеживания развития промышленной составляющей американских фондовых рынков. Индекс Доу-Джонса является старейшим среди существующих американских рыночных индексов и впервые господин Доу представил его общественности еще 26 мая 1896. На тот момент индекс представлял собой среднее арифметическое цен акций 12 американских промышленных компаний. С тех пор список многократно пересматривался и из 12 монстров экономики США от XIX-го века на плаву осталась только General Electric, пребывающая и в сегодняшней версии индекса. Но за сто с небольшим лет, там появилось еще 29 новых компаний, многие из которых - McDonald?s Corp., Walt Disney Co., The Microsoft Corp. – далеко не промышленные гиганты. Кроме того, в списке присутствуют и такие глобальные финансовые монстры как American Express Co., Bank of America Corp., Citigroup, Inc.; JPMorgan Chase and Co.. Последние обстоятельства заставили финансовых аналитиков называть индекс Доу-Джонса «промышленным» только как дань исторической традиции, однако на наш взгляд, да и на взгляд любых практичных людей – эти финансовые аналитики немного погорячились.
История имеет тенденцию повторяться и, как всякому овощу свой сезон – так и свой сезон есть для сбора овощей финансовых, типичным примером которых являются вкладчики компании Lehman Brothers - уже, видимо, самостоятельно не существующей. Это была мощная финансовая структура, ворочавшая миллиардами долларов, но – никакой реальной ценности не представляющая. Вся её собственность – сейфы с акциями и стулья клерков. Когда она рухнула, кредиторам и взять было нечего. И точно такая же ситуация со всеми остальными финансовыми компаниями.
Совершенно иное дело компания Coca-Cola, например. Компания Coca-Cola – эта даже не налаженная сеть заводов, это целая отрасль, где заняты сотни тысяч людей, отрасль с колоссальными рынками сбыта. Coca-Cola есть везде. Её перманентное присутствие в окружающем мире может узреть каждый. В каждом уважающем себя супермаркете есть холодильники для напитков – собственность компании Coca-Cola. То есть люди эту компанию знают – что уже само по себе ценно. Подчеркиваем: не стоит денег, а именно – представляет ценность. Доллар завтра может упасть в два раза, но цена на Кока-Колу останется той же: она будет стоить не доллар, а два, только и всего. И её всё равно будут покупать. Будут покупать даже через десять лет после ликвидации, бренд Coca-Cola будут знать и помнить миллионы, если не миллиарды людей (кстати, подобное происходит сегодня с фирмой «Adidas», которая принадлежит уже непонятно кому, но продукцию которой, многие по инерции еще берут). Племена папуасов, наблюдающие за самолетами «Боинг» как за «кораблями богов» - и то знают про Coca-Cola, охотно ловя в океане блестящие банки и делая из них броню и наконечники для стрел.
Однажды (когда доллар был еще в цене) экономисты посчитали, что стоимость материальных ресурсов компании Coca-Cola (заводы, склады, грузовики с Санта-Клаусами) оставляет не более 30% от цены акций компании: когда все акции Coca-Cola стоили 100 миллиардов долларов - цена её материальных ресурсов была порядка 30 миллиардов. Всё остальное тянул бренд – файл предпочтений в головах сотен миллионов людей, который кампания формировала более ста лет. Сейчас, если кто-то придумает новый вкусный напиток, например «супер-пупер-нектар» - авторам изобретения понадобится несколько сот миллиардов долларов и двадцать лет работы, чтобы потребитель, проходя мимо рядов бутылок со всевозможным питьем, автоматически выбирал этот «супер-пупер-нектар» - так, как сейчас покупатели автоматически выбирают Кока-Колу. Вот это и есть бренд.
То же самое с другими компаниями, которые что-то производят, например тот самый Boeing. Эту компанию знают все – настолько её самолеты удачны и настолько давно она на рынке. Люди привыкли летать «Боингами» и отучить их это делать будет крайне сложно – много дороже, чем отучить пить Кока-Колу. Еще у Boeing заказов – на семь лет вперед. То есть если завтра всё на хрен рухнет (скажем – метеорит упадет на Вашингтон) - Boeing и связанные с ним компании будут функционировать. Люди будут производить самолеты, получая за это зарплату и давая работу людям, которые выплавляют алюминий, делают стекло для иллюминаторов и резину для скатов.
Приблизительно так же мыслил в XIX-м веке господин Чарльз Доу. Именно поэтому в первоначальную версию индекса вошли только промышленные компании, то есть фирмы, которые что-то производят, за которыми стоят материальные средства производства и умеющие (как правило - хорошо) что-то делать люди. Кроме того, все 12 вошедших в первый список Доу компаний были на тот момент крупнейшими брендами. То есть компаниями, продукцию которых знали и предпочитали другим.
Однако к началу XX-века ценности несколько поменялись и на первый план вышли именно финансовые предприятия, которые научились конвертировать свои средства в такой полезный и высоколиквидный актив как власть.
Например, власть в такой стране как США, где после акта Федерального Резерва США от 1913-го года деньги стала печатать ЧАСТНАЯ КОМПАНИЯ. То есть, грубо говоря, акционеры этой компании в любой момент могут напечатать себе столько бабла, что скупят всё, что им нужно – начиная от Boeing и заканчивая Coca-Cola. Еще, имея власть можно разорить какую-либо компанию (как власти США пытаются сделать это с Microsoft), или наоборот – поднять её акции, разместив на заводах компании государственные заказы (например Boeing делает для Пентагона самолёты и другую технику). То есть в XX-м веке, веке двух мировых войн, финансисты значили много больше, чем все промышленники вместе взятые. Но... сегодня 21-й век, век новой переоценки ценностей. И как следствие – у этих ценностей будут появляться новые эквиваленты.
Основные ценности и ресурсы человеческой цивилизации достаточно известны и не меняются век от века. В первую очередь таким ресурсом являются люди – чем их больше, тем страна мощнее. Люди – это рабочие и крестьяне, которые делают ВВП, однако в первую очередь – это солдаты. Чем солдат больше – тем страна сильнее. Однако ценность массы важна для истории цивилизации на этапе примитивных технологий: один воин в пробковом шлеме с пулеметом может легко разгромить дивизию арабской конницы с ятаганами, а один штурмовик A-10 – легко сравняет с рельефом дивизию вооруженных пулеметами федоинов. Тем не менее, на определенном этапе истории ценны именно люди – рабы, крепостные, вассалы и иным образом подчиненные правителям гомосапиенсы.
Второй вечный ресурс - это земля, полезные ископаемые и вода. Чем их больше – тем сильнее и контролирующая их группа людей. Однако на данном этапе истории войны за землю и за воду пока только в теории аналитиков – и того и другого для шести миллиардов людей вполне хватает. Ситуация с полезными ископаемыми тоже не критическая. Той же нефти хватит еще лет на 50. Да и нужна ли она вообще – еще вопрос?
Другая группа ресурсов – это ресурсы преходящие, например скот. Во многих цивилизациях мерилом богатства человека считалось количество голов его скота, даже крупная торговля в таких аграрных культурах шла в обмен на коров, лошадей, баранов – в зависимости от того, что у людей ценилось. Еще в качестве платежного средства фигурировали пряности, меха, слитки металлов, скальпы и много чего еще. Всю свою историю человечество было озабочено проблемой – что сделать эквивалентом богатства? Во что вкладывать накопления? Как их застраховать в переменчивом мире? Из перечисленных и не перечисленных средств накопления самыми популярными стали в конце концов слитки металлов: золота, серебра, меди. Из слитков же металлов все как-то договорились считать самым ценным золото и ситуация с ним была стабильной не одну тысячу лет.
В XIX-м веке, как правильно обратил внимание господин Доу, новой ценностью, новым средством вложения накоплений стала промышленность. То есть компании, которые что-то производят. Они же определяли и ценность других ресурсов – таких как полезные ископаемые, промышленностью потребляемые. Как ценность и ресурс промышленность перевесила землю и вассалов. В конечном итоге промышленники дали под зад владевшим землей феодалам, что лишний раз показало: в новой системе ценностей промышленность – это много более важный ресурс, чем земля и люди.
Вместе с тем, промышленность XIX-го века, а тем более промышленность более ранняя – это несколько не та промышленность, которая существует сегодня и которую правильно называть термином промышленно-технологические сбытовые системы . Под этим понятием подразумевается много больше, чем средства производства – заводы, карьеры и прочее. Промышленно-технологическая сбытовая система только начинается среди средств производства, на котором работают люди – носители особых знаний и умений, называемых технологиями. Далее идет сеть сбыта и еще дальше – попавший в эту сеть конечный потребитель, который по выработанной годами привычке покупает продукцию только одной, максим двух-трех компаний, которые считает самыми лучшими.
В XIX-м веке (и естественно ранее) промышленно-технологических систем почти не было. Не так было много в мире людей, способных что-то покупать, совершенно примитивной была реклама, а технологии прошлого – это вообще отдельная песня. В цену ранней промышленности занятые там люди особо не входили. Работа была простой, и промышленник легко мог разогнать своих рабочих, набрав новых. С инженерами тоже не особо церемонились - технологии XVII-XIX вв. (и даже начала двадцатого века) тоже были достаточно просты и легко копируемы.
Так известна легенда об Альфреде Круппе – основателе крупнейшей металлургической империи Германии. В 1838 году, уже будучи владельцем сталелитейного завода, он уехал в Англию, где некоторое время жил под чужой фамилией и работал на металлургическом заводе. Потом господин Крупп вернулся домой, ввел у себя на фирме подмеченные технические усовершенствования – и его дела резко пошли в гору. Подобным образом поступали многие ставшие потом очень богатыми промышленники. Схема начала нового бизнеса была простой: уволенный английский ткач эмигрировал во Францию, копировал (хотя и довольно грубо) станок, на котором работал (англичане держали их чертежи в страшном секрете) – и через несколько лет он уже заваливал дешевым текстилём всю Европу.
Основные технологии начала XX-го века тоже были довольно просты. Скажем, господин Форд начинал с рабочего каретной мастерской и собрал свою первую машину дома в сарае. Подобным образом начинал делать мопеды и господин Хонда в середине века, и даже ближе к его концу СССР вполне потянул закупить у Италии целый завод «Фиат», приступив к выпуску копий его машины (по сей день делают). До этого, была скопирована машина «Москвич» (немецкий «Опель»), и машина «Газ» (американский «Форд»). То есть технология в 20-м веке была не сильно продвинутой и вывезя из побежденной Германии оборудование и пару инженеров – СССР легко мог клепать мотоциклы «Урал» и автоматы «Калашникова».
Однако с ракетами «Фау» уже было сложнее. Господина фон Брауна и его команду инженеров первыми успели захватить Соединенные Штаты, потому первые советские ракеты средней дальности, собранные из немецких комплектующих и под руководством немецких прорабов летали вполне сносно. Но уже свои ракеты, сделанные почти с нуля – по сей день летают не очень здорово. Десятилетия понадобились, чтобы довести изделия до ума.
Не избежали подобных проблем и американцы. Когда не стало фон Брауна и всех работавших рядом с ним немецких и американских инженеров, для Соединенных Штатов стало большой проблемой снова запустить корабль на Луну – NASA откровенно в этом призналось. Кадров нет. Те, что есть – хорошо умеют делать то, что делают, а делают они «Шаттл». В россиянской федерации многие специалисты, запускавшие ракеты и строившие танки – делают вообще непонятно что и военные говорят «об утере технологий», хотя правильнее было бы говорить о разрушении производственно-технологических линий.
СССР был страной очень двуличной: строил социализм для своих граждан, в то время с остальным миром общался по нормальным правилам капитализма, соблюдая их со всей тщательностью. И СССР во многих отраслях преуспел, например, в торговле оружием, которое довольно неплохо себя зарекомендовало. По стопам Советского Союза пробует идти и россиянская федерация, но ...
Несколько лет назад был большой скандал с Индией, которой россиянская федерация вызвалась делать танки. Нужно было сделать смешное (для СССР) их количество – несколько сотен, причем – не за один год. Однако оказалось, что технологии вроде есть – станки, заводы, инженеры, чертежи – а технологов почти не осталось. Какие-то четыре слесаря остались единственными на всю страну, кто мог как-то по особому высверливать танкам какие-то колёса. И в них всё уперлось. Естественно – Индии это не очень понравилось.
Прошло еще немного времени и россиянская федерация поставила Индии фрегаты, который на испытаниях стреляли и плавали немного не туда. Опять вышел скандал, как был скандал и с Ираном – туда поставили истребители, собранные из комплектующих тридцатилетней давности.
Если бы такие ляпы допускала какая-то молодая фирма – ей бы хватило одного раза опозориться. И всё – рынок для неё был закрыт. Однако у россиянской федерации остались покупатели оружия с маркой «сделано в СССР». Эти покупатели могут купить то же самое, если не лучшее в США, в Европе или в Китае – как любой из наших читателей может купить в магазине не Кока-Колу, а что-нибудь другое. Но нет – люди по привычке покупают изделия ВПК россиянской федерации. Их раз мордой об стол – а они опять покупают. Их другой раз мордой об стол – но они снова покупают. Двадцать лет уже почти.
Вот это и есть пример глобальной производственно-технологической сбытовой системы, начинающейся где-то на «Уралвагонзаводе» и заканчивающейся в генштабе какого-нибудь Суринама. Россиянская федерация двадцать лет почти старательно эти линии разрушала – и всё равно что-то осталось. За рукава на сделки никого не тащат. Теперь представьте, сколько лет нужно, чтобы подобным образом разрушить бренд «Боинга» и пропихнуть вместо него нечто новое? Двадцать лет – это минимум. Авиаперевозчики как покупали его – так и будут покупать. Дать авиаперевозчикам на лапу? А пассажирам? Каждому надо тогда будет за покупку билета не на «Боинг» доплачивать, иначе пассажир уйдет к авиаперевозчику, где есть в парке «Боинги».
Вот что такое производство XXI-го века. Производство XXI-го века - это когда в Южную Родезию приедет сам Бил Гейтс, но Майкрософта у Южной Родезии никогда не будет. И «Боинга» не будет, и «Интел», и даже своего Мак-Дональдса. Не потому не будет Мак-Дональдса, что очень сложно правильно готовить бутерброд с котлетой, а потому что сложно создать с нуля такую огромную и четко функционирующую империю, у которой есть готовый рынок сбыта – причем, рынок ждущий, который не нужно завоевывать. Этот рынок и есть, по сути, то, куда можно вложить деньги. Этот рынок – гарантия того, что купленное предприятие будет работать, что у него будут заказы. И что бы в мире не случилось – людям постоянно будут нужны еда, вода, транспорт, жильё, одежда, энергия. Потребности в этом вечны. Сколько будут люди – столько им это будет нужно.